Дата публикации: 16 декабря, 17:01

Зимой она взялась подбросить меня для интервью с мужем на загородный сбор брестских динамовцев. Ехать до Томашовки было километров семьдесят. Однако талант масштаба Ираклия Андронникова (был такой непревзойденный рассказчик на телевидении советских времен) обнаружился в Ольге ВАСИЛЮК еще в городской черте.

Включать диктофон можно было прямо тогда. Но мы не стали гнаться за оперативностью и условились дождаться двухсотого Ромкиного гола в чемпионатах страны. После 10 мая от меня требовалось лишь снова приехать в Брест, назначить встречу и время от времени наводящими вопросами переносить беседу из этапа в этап их “головокружительной” семейной саги...

Праздник из сна

...Как он вышел из раздевалки? Совершенно обычно, как всегда. И, кажется, даже забыла его поздравить. Ромка сел за руль, протянул мне телефон. В машине был еще Эдик Белемук — у нас дома ему проще было взять интервью по заданию “Прессбола”. Спокойно поехали, я сразу стала отвечать на эсэмэски — их было много. Вообще из всех поздравлений с двухсотым голом сильнее всех меня поразил в тот вечер звонок от одной знакомой. Она сказала: вот сижу и плачу — что теперь делать бедному Роме? Как — что?! Есть другая вершина. Роман... он обожает цифры. Знает их наизусть, не хуже вашего Дашкевича. Они помогают ему обозначать цели, идти от одной к другой.
Ожидание того юбилея затянулось. А напряжение нагнетала в основном пресса. Рома не очень-то переживал, что не получалось забить. По-моему, в футболе для него первостепенно уже другое. Не голы, а польза для команды. В более широком смысле. Мне кажется, за время взросления у него сильно поменялось мировоззрение, в том числе и футбольное. Главное теперь — помогать другим. Вот смотрите: раньше он забивал и бежал куда-то как ненормальный. А сейчас такого нет — просто радуется со всеми. А к голу тому, мне показалось, он был не сильно-то готов. Забил и просто устало опрокинулся на траву. Мне стало его так жалко... У меня тоже словно не осталось сил. Сидела и молчала. И только пару минут спустя стала привычно скандировать. Потому что поняла: ребята сейчас обыграют минское “Динамо”!
Вообще-то я была готова, даже знала, что он забьет именно минчанам. Однажды приснился и запомнился сон: 9 Мая, салют, стадион, я плачу, вдруг выплывает из-под какого-то моста лодка... Накануне игры не находила себе места. Села на велосипед, поехала на гребной канал. И навстречу мне лодка — точь-в-точь из того сна. В тот момент поняла: у нас будет праздник — Ромка завтра забьет двухсотый...

Полотенце на полу

...А ведь он тогда не должен был застать меня дома. Собиралась на тренировку, в университет. Брат Сережа уже играл за “Динамо”. Попросил: приготовь-ка что-нибудь поесть, а потом уж уходи — ко мне придут по делам. Но в дверь позвонили на полчаса раньше, чем ожидали. Пошла открывать...
Конечно, тогда я уже ходила болеть на стадион. С папой. Знала, что есть такой Рома Василюк и что он мастак забивать. Но для меня он был в ряду всех остальных. У нас в университете училось много спортсменов. Не привыкла воспринимать их как знаменитостей. Так что та встреча — что-то особенное. Запомнила только, что из рук выпало полотенце. И не получалось наклониться, чтобы его поднять. Мы просто стояли как вкопанные и смотрели друг другу в глаза. Эти глаза видела потом перед собой все следующие двадцать четыре часа.
А Рома за пару дней заходил к нам еще не раз — под разными предлогами. Сергей даже стал нервничать: чего это он зачастил? В конце концов Ромка сказал: знаешь, а я уже не уйду, пока не согласишься пойти за меня замуж. Это был шок. И с ним ясность, что отказа себе не прощу. Через две недели подали заявление. Мне вот-вот должно было исполниться восемнадцать, ему было двадцать. Мама хваталась за голову. Папа, подозреваю, тоже. Его родители, возможно, восприняли все спокойнее. Они тоже встретились юными и скоро поженились. Рома просто повторил их опыт.
С тех пор мы не расставались. Первые месяцы семейной жизни мне упростило то, что футболистом был брат. Мы, несмотря на год разницы в возрасте, вместе пошли в первый класс, потом поступили на первый курс. Наблюдала за Сергеем, узнала футбольный быт. Ухаживала, стирала форму. И приговаривала: не дай бог придется делать это всю жизнь. И получила — белые гетры, перемазанные в зеленой траве. Теперь в двух экземплярах. Надо было обстирать, обсушить, обгладить и накормить сразу двоих родных мужиков.

В Мозырь за долги

Поженились мы в конце июня 99-го. Жили у моих родителей. Это было прекрасное время: на всем готовом, дружно и почти без денег. Зарплату в “Динамо” задерживали уже тогда. Поначалу мы с мамой регулярно срывались в Польшу — торговали, покупали. В Бресте многие тогда так боролись с безденежьем. Мы с Ромой мечтали о своей квартире. Трехкомнатной. Клуб обещал жилье всем женатым, и в “Динамо” начался свадебный бум. В сентябре узнали, что я беременна. Это была такая радость! Мы ведь росли серьезными молодыми людьми. Считали, что счастье должно множиться. Естественно и в мыслях не держали куда-то уезжать.
И здесь у Ромы случился аппендицит. После операции к нему в больницу наведался Андрей Сосницкий. Он работал вторым тренером в Мозыре. И начал без обиняков: давай в “Славию”. Сначала услышал отказ. Категорический. Однако Сосницкий, пользуясь Ромкиным постельным режимом, приходил каждый день. Про это узнали в “Динамо”. Первая реакция: Василюка не отдадим! Нам сразу же предложили вернуть долги по зарплате. Но согласиться было бы некрасиво, ведь команда по-прежнему сидела без денег. В итоге возобладала другая логика: продажа Ромы в Мозырь решала все проблемы Бреста по зарплатным долгам.
...Зимой он уехал на турецкий сбор. Уже со “Славией”. Та первая его долгая отлучка была невыносима. В день, когда команда возвращалась, села за руль и одна помчалась в Мозырь — встречать. Права мы получили той осенью, попрактиковались для начала на папиных “Жигулях”. А с мозырских подъемных купили старый “мерседесик”. На нем тогда и доставила мужа на побывку в Брест. Возвращались в Мозырь уже вдвоем и основательно — с вещами и моим животом. Больше месяца, пока искала квартиру, жили в гостинице. Это был наш первый и потому, пожалуй, самый трудный переезд. После него в нашей футбольной одиссее меня уже вряд ли что-то могло испугать.

Настя-гол

Мозырь оказался добрым городом с добрыми людьми. В роддом в мае меня снаряжала Раиса — хозяйка квартиры, которую снимали. Она как знала — зашла справиться, как дела. Посмотрела на меня: голубушка, пора. Рома с командой был где-то на выезде. И у него в номере не оказалось телефона. Раиса дозвонилась Валерке Стрипейкису: Оля в роддоме! Тот даже испугался: а я при чем? Как при чем — другу Роме сообщи!
Так Настю и родила — из близких рядом не было никого, только родители из Бреста контролировали процесс по телефону. Дочка появилась на свет смуглой — в отца. Все вокруг выспрашивали: у вас что, папа не русский? Отвечала: конечно, он белорус. Ромка вернулся с выезда, примчался проведать. Сел поодаль, глянул на малышку и заплакал... Имя Настя для дочери выбрал он. Мои варианты были другими. Мы спорили. В итоге Рома предложил: если выиграем Кубок — будет Настя, которую сейчас интересует замена стекла на ipad air, так как она разбила телефон.
Тот финал с “Торпедо” застал меня еще в роддоме. Заведение стояло на ушах. Ко мне в палату постоянно забегали медсестры и врачи. Наши проигрывают... Ну, значит, не Настя. Потом: Стрипейкис — ничья! И на последней минуте: ваш! муж! забил! Обнимания, поцелуи...
Надо сказать, нравы в том роддоме были вольные. Как-то в палату вдруг разом ворвались человек пять мужиков. У меня паника. А они: это съемка! Газета “Футбол Гомельщины”. Камера, свет, диктофоны. Медсестры прямо при них переодевают меня в халат поновее. Полная импровизация! Таким было мое первое интервью...
В Мозыре жили на девятом этаже. Часто в доме ломался лифт. И тогда у мальчишек во дворе был повод подраться. Спорили, кто поможет мне поднять домой коляску. Один из тех драчунов объявился недавно на Роминой странице в “Одноклассниках”: не помните? Ответили, что помним. Если честно, эту страницу веду я. Ромка только просит: пиши подобрее.
...Назавтра после выписки из роддома к нам заглянула медсестра: а что это вы так нарядились, куда собрались? Фотографироваться? Гулять? Для начала — не больше пятнадцати минут... Ага, не больше пятнадцати... Не могла же я пропустить матч “Славия” — “Неман”! Так что футбол Настя впервые посетила в возрасте одной недели. Папа, кстати, забил.
Дочка на футболе всегда вела себя изумительно — крепко спала. С этим связана одна забавная история. Пару месяцев спустя в Мозыре был еврокубковый матч против “Маккаби”. Приехали родители и сестра Стрипейкиса, смотрели игру все вместе. И вдруг Валерина мама говорит: ну пожалуйста, дай мне подержать вашу маленькую. И вот она берет и начинает качать Настю, и эту сцену в прямом эфире крупно выхватывает телекамера. Говорят, у них в Лепеле был переполох: Валерка женился, уже и ребенок родился, а город ни сном ни духом!

Окна на Арбат

Наше самое темное время — это Москва, “Спартак”. Там, где большие деньги, светло не бывает.
...В июле 2001-го Рома окончательно рассорился с Владо Петровичем. Серб навез в Мозырь непонятных соотечественников. А его тренировки, по рассказам мужа, были настолько смешными, что на них можно было являться с семечками в кармане. Рома уверял, что так и делал. Однажды все оборвалось его заявлением: все, больше здесь не останусь, собираемся, уезжаем.
Едва вернулись в Брест, как нам принялся названивать из Москвы Грозный, помощник Романцева. Рома отвечал, что в “Спартак” не хочет. Он склонялся к параллельно возникшему варианту самарских “Крыльев”. Однако по телефону нажали еще из “Славии”: или в “Спартак”, или вообще никуда.
На переговоры в Москву Ромка предложил отправиться вместе. Приехали. Все круто. Встретили на вокзале. Отель. Оплаченный ужин. Визит в офис к президенту Червиченко. Но тот повел себя как-то странно. Стал зачем-то подробно перечислять цены предметов из обстановки своего кабинета. Наверное, хотел впечатлить возможностями. Потом предложил выбирать: подъемные или квартира. Естественно, жилье подходило нам больше. Предложили на Старом Арбате. С окнами на дом, где раньше жил Пушкин. Александр Сергеевич.
У той квартиры, впрочем, оказался непонятный статус. Вроде и наша, но в ней оставались прописаны еще какие-то люди. И сохранялось постоянное ощущение опасности. Отчего-то запомнились слова Ромы после первой прогулки по Москве: какой ужас, не хочу здесь жить — лебеда на клумбах! Это был большой неуютный город. Пустота. И предчувствие чего-то страшного.
...Через полгода зимой, во время “Кубка Содружества”, разболелся голеностоп. Ему сказали: играй через боль. А как играть, если бутсу вообще не обуть? Стали делать уколы. Не помогло. Ромка, когда остается без футбола, становится другим. Замыкается в себе и молчит, не ест, не пьет. И только спит без конца. Фактор капающей при этом зарплаты значение для него утрачивает. Совершенно.
В итоге он в обход клубных докторов проконсультировался у хирургов и лег на операцию в ЦИТО. Помню, приехали туда с Настей его проведать. Он выехал в инвалидном кресле, такой беспомощный. И нам навстречу — спартаковский доктор по фамилии, кажется, Васильков. Этот врач мало что не спросил, как дела. Он даже не поздоровался!
Летом на время чемпионата мира весь “Спартак” отправился в Турцию на семейный отдых. Нас не позвали. Рома очень обиделся. Я села за руль — мы поехали в Брест, отогреться. На душе было скверно, все на грани. Рома вернулся в Москву к приезду команды. Его вызвали в клуб: почему не поддерживал форму самостоятельно, не тренировался? Придумали невыполнение каких-то контрактных обязательств и забрали ту арбатскую квартиру. Представляете, заперли, будто заложника, в клубном офисе, пока я в Бресте оформляла у нотариуса согласие на продажу жилья и отправляла его по почте. Был конец рабочего дня, счет шел на минуты. Едва успели...

Чужие “Мазды”

Вопреки нашему всегдашнему желанию оставаться в Бресте судьба поначалу бросала нас оттуда по городам на букву “М”. Был ведь еще Минск. Прямо “МММ” какой-то. Израиль выплыл на этом маршруте волшебной сказкой. Ромкин папа почему-то всегда мечтал, чтобы сын поиграл именно в этой стране. И случилось так, что с предложением о тамошней аренде агент Сергей Викторович Корнеев дозвонился Роме прямо на кладбище. Николай Васильевич умер, мы были на его похоронах... Мистические совпадения потом продолжались. В Ришон-ле-Ционе нас поселили на улице Ха Орган. Дом 5, квартира 13. Словно в напоминание о мечте Роминого отца — он ведь родился 13 мая...
В “Хапоэль” муж отправился сначала один. Новый 2005 год мы встречали “по телефону”. Корнеев доставил нас к Роме только в конце января. Все было замечательно. Разместились сначала в гостинице на территории кибуца, потом переехали на квартиру. Там нашлось все необходимое для комфорта. Ни за что не переживаешь, ни о чем не тревожишься. Сплошное лентяйство. Даже Ромка начал толстеть!
Страна маленькая. Он уезжал на игры и возвращался в тот же вечер. Мы его дожидались, потом вместе гуляли в сафари-парке неподалеку. Море тоже было рядом. Клуб выделил спонсорскую “Мазду”. Мы скоренько объездили на ней весь Израиль, стали выбираться на гостевые игры.
С той машиной приключился конфуз. Нас пригласил на свадьбу один из игроков. Приехали, припарковались. А когда собрались домой, обнаружили парковку, полную одинаковых белых “Мазд”. Темно, номера с непонятными буквами — как отыскать нашу? Выручила Настя. Она разглядела свою игрушку за стеклом.

Женсоветская власть

За несколько израильских месяцев наотдыхались на годы вперед. А домой-то все равно хотелось. Аренда закончилась. Обживаться предстояло на новом месте. В Гомеле после Израиля все показалось сначала серым и блеклым. Но в итоге получились еще три года счастья. Там были замечательные болельщики и классная команда.
Рома снова играл в связке с Валерой. И снова никто не мог понять, как Василюк и Стрипейкис спинами видели на поле друг друга. Тренер Юревич тонко чувствовал Ромкин характер. Он всегда знал, что ему сказать ради достижения результата. Совершенно не боялась доверять ему мужа — депрессия, уныние были исключены. Мы с Анатолием Иванычем друг друга уважали. Он обращался ко мне церемонно: Ольга Михална.
В ту пору игроков с женами в Гомеле было немного. Ненадолго наведывалась Марина Стрипейкис. Виталик Таращик приехал с семьей. А первое время я оказалась вообще одна. Отдали Настю в гимназию. Не было никаких бытовых проблем. Прямо на базе в Новобелице обнаружились детская площадка, сосновый лес. Там было удобно выгуливать замечательную крольчиху, которая у нас жила. Дожидались с тренировки Рому, вместе уезжали домой...
Жизнь в каждом новом городе начинаю с изучения карты. Это помогает ориентироваться, как дома. В Гомеле вскоре обнаружила интересное местечко — Чонки. Базы отдыха, санатории, пляжи. Сразу решила: вот куда станем ездить всей командой на выходные! Так и было. Мы с Таней Таращик отвечали за кухню в целом. А Виталик Надиевский ведал приготовлением шашлыков. Ромина громкая слава на этом кулинарном поприще была еще впереди.
Вода, природа, дымит мангал, играют дети, общаются жены... По-моему, без всего этого хороших команд не бывает. Такое общение совершенно точно помогает ребятам лучше узнавать и чувствовать друг друга.
Идеальнее всего такое сплочение команды удалось в “Минске” в пору тренера Тараканова. Конечно, здорово помог Денис Сащеко. Чаще все происходило у него на даче. Приезжали в обед, разъезжались вечером. Играли в футбол, в “крокодила”, в “вышибалу”. Сдружились, как семья.
Был отрезок, когда у команды чередой пошли неудачи, разладилась игра. У меня собрался женсовет: чем можно помочь? Родилась феерическая идея. Ольга Лошанкова отксерила флажки с клубными эмблемами. Я накупила шаров. Алиса Щегрикович добыла карандаши для рисования по коже. Принесли разноцветные ленты. Взяли детей, украсились всей этой красно-синей атрибутикой и с песнями явились на базу. Ребята были потрясены, долго не могли понять, что к чему.
Потом затевали что-нибудь оригинальное перед каждой игрой. Иногда отправлялись болеть в фанатский сектор. Когда стало холодно, оставляли детей в машине на попечение нашей Насти. Они рассаживались в три ряда и, пока мамы болели, смотрели DVD. Это был уникальный случай, когда так сплоченно жила команда, где большинство игроков уже обзавелись семьями. Жизнь разбросала нас потом по разным городам и клубам. Но по-прежнему держим связь, остаемся друзьями и близкими людьми.

Колыбельная

Рома рассказывал, что осваивать Киевку — родной брестский район — отправился в два года. Его вечно приводили домой чужие люди. В три года он впервые сбежал из детсада — кататься на автобусе. Сначала проезжал одну остановку, потом путешествия удлинялись. Воспитатели, если обнаруживали пропажу Василюка, уже знали, что поиски надо начинать на третьем маршруте. Зато он рано вырос в самостоятельного ребенка. Мама не опасалась оставлять на него младшую сестру. Он отлично за ней ухаживал, менял пеленки...
Взрослый Рома ни разу не накричал на наших девочек. Это я для них строгая мама, переживающая за каждую мелочь. И дочки, конечно, больше тянутся к отцу. Рядом с ними он меняется разительно. Сидят, обнимаются, о чем-то шушукаются, смеются. Дети — его главный антидепрессант. Младшая, Аурелия, чувствует папу лучше всех. Ей было всего четыре года, когда взяли ее в поездку по городу. Всю дорогу дочка молчала и заговорила, как только машина поравнялась со стадионом: “Папа, а ты скучаешь по Бресту? Хочешь вернуться?” Ромка опешил: “Да, хочу”. — “Не переживай. Скоро вернешься”. И снова тишина, до самого дома.
...Настя с раннего возраста пела, копировала голоса. В саду заметили, как хорошо она исполняет детские песни. Нас попросили прийти в музыкальную школу, на прослушивание. Минут двадцать уговаривали ее спеть. Наконец она все исполнила, как просили. Преподаватели вышли в коридор и заспорили, кому она достанется, пока учительница по фортепьяно не заявила: эта девочка моя. С тех пор дочка занимается музыкой. Хотя по-прежнему тянется к вокалу. Причем дома не поет принципиально. Зато не так давно произвела фурор на годовщине свадьбы у Беганских. Паша с женой праздновали на природе, под Рогачевом. Мы взяли туда детей. Было здорово. И вот Настя решила сделать хозяевам подарок — спеть. Музыканты отнеслись к этому иронично: давай, девочка, без аккомпанемента. Она вышла. Лес, тишина. И вдруг — голос. Полина Гагарина, “Колыбельная”. Все сидят, глаза на мокром месте. Ромка потом полчаса смотрел в одну точку и просто молчал, пока его не растормошил Артур Лесько: эй, папаша, очнись...

Застать тишину

Вы не видели, как Рома играет в мини-футбол? Ой, это вообще потрясающе. Какой театр? Какой цирк? Обожаю на это смотреть. Все так быстро, так близко. Одна ветеранская команда не могла дождаться, когда ему исполнится 35. Теперь он может заявиться и за них. И тогда они станут обыгрывать всех в любительских турнирах.
А за большое “Динамо” он отыграет еще года два. Это даже не обсуждается. Он хочет. Он может. Он математик и стратег. Знает, где встретить мяч. Давно умеет не просто бегать, а приносить пользу. И мне интересно смотреть, как Рома это делает.
Бывает, он ворчит: ты можешь угомониться, посидеть спокойно? Нет, не могу. Каждое утро у меня готов план на день. Для этого важно встать пораньше, часов в шесть. Застать тишину в доме. Задумать какую-нибудь вылазку. В парк на велосипедах. Или к его родственникам на загородную ферму. Жить надо интересно!
Знаете, у нас все пятнадцать лет — как медовый месяц. Мы не то чтобы один другого переделали. Просто взяли друг у друга то, чего каждому недоставало для счастья. Ясно, что с футболом он засыпает и с ним просыпается. Подозреваю, что о футболе он думает даже больше, чем обо мне. Да так оно и есть. Но это единственное, за что мне иногда хочется его покритиковать.
Мы чувствуем друг друга на расстоянии. Мы одновременно беремся за телефоны, чтобы набрать друг друга. Всегда знаю, что он подъезжает к дому, что сейчас откроется дверь. В пути мы можем пару часов не произнести в машине ни слова. А потом заговорим непременно одновременно. И это будет одна и та же мысль. Хотя иногда я молчу и просто думаю. О том, что сейчас мне скажет Ромка...