Дата публикации: 08 января, 22:13

Он деловито разложил на столе передо мной толстые тетради. Неужели принес конспекты, и наш разговор превратится в околофутбольную дискуссию? Нет, это дневники, в которые на протяжении многих лет он записывал мысли мудрых людей, созвучные его собственным. “Можно есть и пить, не чувствуя радости. И каждый день думать о том, как сделать другому гадость. А можно рано утром встать и думать, как о совершившемся чуде: солнце рукою достать и подарить его людям.

И сделать это бескорыстно”. Бескорыстие. Вот точное слово, характеризующее всю жизненную философию заслуженного тренера Беларуси по футболу Анатолия УСЕНКО. На днях ему исполнилось 65 лет, но в общении с ним ясно понимаешь, что в паспорт закралась ошибка. Как и в молодые годы, он так же легок на подъем, готов ввязаться в авантюру, которую в итоге преобразует в прекрасно организованное мероприятие, смел в оценках и поступках. А главное, щедр душой. Добровольно взвалив на себя тягчайший труд по руководству сборной страны по мини-футболу среди инвалидов по зрению, он сделал команду гордостью страны. Его ребята пять раз выигрывали золотые медали чемпионатов мира и четырежды — первенства Европы. Почетный гражданин Червеня и Марьиной Горки, орденоносец, лауреат престижной премии “Гордость нации”. Счастливый и несчастный человек. Тонкая душевная организация позволяет ему радоваться вещам, которые большинство из нас воспринимает равнодушно, видеть счастье в том, о чем многие даже не догадываются. Но он и сильно горюет — от сознания, сколь несовершенен мир, сколько жестокости и равнодушия накопилось в человеческих душах. Особенно в чиновничьих.
Готовясь к интервью, по обыкновению составил объемный вопросник. Но он остался практически невостребованным. На протяжении трех часов я выступал в роли слушателя искренней исповеди Анатолия Ивановича, и лишь чуть-чуть подправлял сюжетную линию, когда рассказчик делал заковыристый поворот в сторону. А еще на завершающей стадии подготовки материала в печать пришлось опустить некоторые подробности, которыми рассказ изобиловал, иначе ему следовало бы отдать весь номер.

О чиновничьей черствости

— Каждый человек должен иметь свое мнение и за него бороться. Защищать честь инвалидов, которым бог не дал зрения, — святое дело. Ведь в любую минуту они могут стать тотально слепыми. А над ними многие чиновники смеются. Вот что самое обидное! Где их нравственность, где человечность? И когда они так себя ведут, я задаю им вопрос: “Чем отличается инвалид от здорового человека?” Начинают разводить философию, а ответ прост: отличие в одной секунде. Случилось горе, и ты никому не нужен. Как можно говорить, что инвалид — это тот, кто лежит в постели, а который играет в футбол и закончил институт — не инвалид? Как можно слышать от руководителя федерации футбола: “А какое вы вообще имеете отношение к нам?” Когда сборная Беларуси среди инвалидов становится чемпионом мира, играется гимн страны, поднимается ее флаг, это идет в зачет федерации! Моя команда все это выиграла без денег, и никто не спросил, есть ли у вас мячи, место для тренировок? А вы знаете, каково без врача тренироваться? У меня дважды люди разбивали брови так, что я вызывал скорую помощь. Надо всегда оставаться человеком, на какой бы должности ты ни находился.
Восемь лет я отработал в федерации, и у меня в кабинете перебывали все известные наши футболисты. Многие посмеивались: мол, что это за достижения. Я им говорю: “Вот вам сборная — тренируйте”. — “Сколько платят?” — “Нисколько”. — “Как же так, да мы играли в сборной” и так далее. Не хотят. Кривые, глухие, безногие — кто-то должен заниматься этими ребятами. Никто не виноват, что они родились такими. Но если я сам воспитывался в детском доме, и меня учили честно, видел много несправедливости и слышал гадости по отношению к команде инвалидов, то я не мог не защищать их. Говорил, что думал, и не боялся никого.

О двух мамах

— Детство было тяжелым, послевоенным. С шести лет воспитывался в Червенском детском доме. Мы не знали, что такое игрушки, конфеты, а торт — вообще не представляли, что это такое. Только раза два в неделю кушал колбасу или кусочек мяса. 1 сентября детдомовские ребята сразу отличались — у всех одинаковая форма. Воспитатели были разные. Некоторые относились к нам с любовью. Моя мама, Вера Степановна, к сожалению, недавно умерла в возрасте 91 с половиной года. А вот Зоя Клементьевна Кравцова, ставшая в детском доме второй мамой, к счастью жива — ей будет 95 лет. И когда год назад я снялся в передаче “Гордость нации”, она увидела по телевизору, позвонила и сказала, что гордится мной. Я прослезился…

О первых шагах в футболе

— Я не был отличником, но очень хотелось чего-то достичь. И в десять лет пошел в детскую спортивную школу. Мой первый тренер — Леонид Михайлович Корзун, он тоже жив. Почему футбол, а не другой вид спорта? Честно, не знаю. Постоянно рубились в футбол между детскими домами. Какие там правила? Спорили, если гол забивали, как нам казалось, не по правилам. Дашь кому-нибудь под зад, а сам получишь по шее. Любили смотреть на старших ребят. Помню, когда приезжал Саша Борозна, а он играл за “Беларусь”, с удовольствием наблюдали за тем, как он тренируется, играет. Зимой занимались в маленьком зале, как муравьи. Сейчас не представляю, как это происходило. А тогда получали огромное удовольствие.
После восьмого класса надо было определяться с профессией. Поехал в Мозырь, поступил в строительное училище. И почти сразу попал в городскую ДЮСШ-3 к тренеру Борису Матвеевичу Голяку. Играл, видно, неплохо, раз определили в сборную города среди ребят 1947-48 годов рождения. Мозыряне традиционно проигрывали Гомелю, а тут взяли и обыграли областной центр. Не потому, что я пришел в сборную. Просто мы тогда были хорошо готовы, да и команда подобралась сильная. Это была такая значимая победа! В финале забил два гола, и мне вручили бутсы, правда, без шипов. Приходил к одному еврею, и он мне набивал шипы из кожи. Но они ведь недолговечные: 3-4 матча проведешь, их как рашпилем стирает.

Об организаторской жилке

— Не знаю, откуда у меня появилась организаторская жилка. Уже в 15 лет в училище между группами организовывал соревнования. Причем подходил к делу нестандартно. В начале шестидесятых в чемпионате СССР выделялись южные команды, и вот мы каждой группе присваивали чье-либо название. Например, играют тбилисское “Динамо” и “Арарат”. И всем было так интересно. В училище еще были секции бокса и легкой атлетики, но на футбол приходили смотреть все.
После окончания училища некоторое время жил у Голяка — больше негде было. И тренер мне однажды сказал: “Толя, воспитанников детских домов берут без экзаменов в военные училища. Иди”. Позже меня вызвали в военкомат и говорят: “Мы тебя отправляем в высшее военное училище”. Я уперся: “Нет!” Направили вместо меня другого парня — он, кстати, сейчас генерал-лейтенант. Однако я не завидую. Не любил я военную форму. К тому же меня тянуло к спорту. Лечение близорукости проводят на сайте http://excimer.ua.
В 17 лет играл уже за взрослую команду Мозыря. А недалеко от города была Прудковская средняя школа — там требовался преподаватель физкультуры. Борис Матвеевич похлопотал, меня и взяли. Какой я был учитель — липовый. Но за дело взялся с огоньком. А там ничего не было: ни стадиона, ни зала, одна маленькая каморка, в которой можно хранить несколько пар лыж. Когда человек честно относится к делу, у него мысли начинают работать. Для начала убедил директора школы, что надо купить всем ученикам спортивную форму: простенькие синие маечки и трусы стоили тогда 3 рубля. А летом взялся за стадион. Встречался с председателями колхозов — они помогли построить волейбольную площадку, яму для прыжков, небольшое футбольное поле. И наша сельская школа заняла первое место по Гомельской области.

Об учебе в ИФК

— В институте физкультуры учился честно. Сдавал многие предметы по несколько раз. Гимнастику, например, раз двадцать. Честно. Но не потому, что не давалась. Представь картинку: на одном из занятий Сан Саныч Губанов под музыку проводил гимнастические занятия, и вдруг кто-то пукнул. Все засмеялись, а я громче всех. Он меня приметил и после этого не принимал у меня экзамены. Дошло до того, что могли отчислить из института. Выручил случай. Сдавал я ему вольные упражнения, в зале сидят девочки и мальчики, которым, как и мне горемычному, надо избавиться от “хвоста”. И вдруг у меня лопнула резинка в трико, оно упало, и я остался в одних трусах. Плавок тогда не было, а у меня трусы семейные, в цветочки. Девочки, конечно, покатились со смеху. А мне что делать — продолжил делать упражнение. И преподаватель это оценил: “Ты, Усенко, молодец, проявил характер”.

Об усердии и глупости

— Закончил институт, а жить негде. Пошел работать на завод Козлова — инструктором производственной гимнастики. А на общественных началах взялся тренировать команду. Тогда в Минске было множество заводских команд — порядка шестидесяти. Футбол в городе процветал. Начали тренироваться. Я фанатичный был, и ребята подобрались такие же. Гроза, ливень, а мы тренируемся. Выходит директор завода, спрашивает: “А чья это команда тренируется?” Водитель говорит: “Наша”. “А кто тренер?” Подозвали меня. Он как набросится: “Немедленно прекратите, хотите, чтобы кого-нибудь убило?” А я не понимал его, ведь по наивности думал, что тренировку можно прекратить, только когда с неба начнут камни падать. А здесь дождь какой-то. Сущая ерунда. Но позже мы все-таки стали обладателями Кубка Минска.

О встрече с Малофеевым

— Когда проводил заводские соревнования, на награждение стал приглашать известных футболистов: Семенова, Словака, Григорьева, Тимофеева. Валерка Семенов жил возле моей тещи, и мы были дружны. Иногда на выходные он приглашал меня “забить пулю” с ребятами из “Динамо”. Там же познакомился с Малофеевым. Эдуард Васильевич тренировал дубль. У него были ребята 1956 года рождения — Боровский, Курбыко, Василевский, Мирончик, Писарев. Как-то попросил разрешения посмотреть тренировку. Нет вопросов. Каждое упражнение записывал. Все-таки команда мастеров. Позже осмелел, напросился на выездные матчи дубля. И в этом он не отказал.
Однажды позвал Малофеева на награждение лучших спортсменов завода, а потом к себе домой. Он ужаснулся, в каких условиях мы с супругой жили. Говорит: “Я же вижу, что ты все записываешь на моих занятиях, значит, хочешь стать хорошим тренером. А хороший тренер должен работать в сильной команде”. Как раз в конце сезона Горянского сменил Олег Петрович Базилевич, и меня с его благословения в 1976 году приняли в “Динамо”. Может, в этом и была меркантильность. Но очень хотелось посмотреть изнутри, что такое команда мастеров. Ведь тренер должен быть хорошим психологом, педагогом. Я не играл на высоком уровне и понимал, что мои шансы пробиться на эту вершину почти равны нулю. Но мне повезло, что встретился такой человек, как Малофеев. Правда, пришлось трудиться в медицинском штабе, но меня это абсолютно не смущало. Главное — у нас подобрался отменный коллектив. Тренерский штаб — великолепный. Что ни человек — легенда. А в совокупности мы — чемпионы Советского Союза и бронзовые призеры. Фантастика! Ведь в то время выиграть чемпионат было огромным достижением.
В 1980 году я почувствовал, что созрел для самостоятельной тренерской работы. Посмотрел на Базилевича, Малофеева, Савостикова, Арзамасцева, на сборах видел, как работают Бесков, другие знаменитые специалисты. Сказал об этом Малофееву, а тот: “Толя, мы будем чемпионами, зачем тебе уходить? Скажи, что тебе не нравится?” Надо знать Малофеева. Он, как никто, умеет уговорить человека, который ему нужен для работы. Вот и меня уговорил остаться на два года. В 82-м снова подошел к нему с тем же вопросом. А Васильевич: “Мы же выиграли золото, будем играть в Кубке чемпионов. Разве тебе не интересно? Ты же стремишься узнать, как работают в зарубежных клубах. Помоги мне еще немного, а потом подавай документы в Высшую школу тренеров”. Я говорю: “Там же заслуженные мастера спорта, все личности, а я кто такой?” — “Не дрейфь, у тебя мозги есть, а это главное. Вот пусть тебя пригласят на собеседование, а там будет видно”.

О Высшей школе тренеров

— Документы подготовил, отправил в Москву. Многие отнеслись со скепсисом: мол, куда ты лезешь? А я верил, что пробьюсь. Приехал на собеседование — в комиссии человек десять, в том числе и Малофеев, который тогда возглавлял сборную. Дают три вопроса. Можешь готовиться или отвечать сразу. Я пошел на штурм с ходу. Васильевич схитрил: чуть отодвинул свой стул назад, и незаметно для других глазами сигнализировал мне, когда отвечал верно, а когда лез в дебри. По приезде в Минск “доброжелатели” затянули ту же песню: куда тебя несет? И когда пришла весть, что я зачислен, они обалдели, так их распирала зависть. Хотя другие, и таких было немало, поздравляли искренне. Когда ты сам человек, то и к успехам других относишься по-человечески.
В Высшей школе тренеров учеба проходила очень интересно. Моя активность и там проявилась — выбрали председателем студсовета. Кстати, благодаря моим хлопотам в нашем жилом корпусе установили таксофон, чтобы ребятам удобнее было звонить домой, ведь у нас учились люди со всех концов Советского Союза. Тогда это сделать было почти нереально. Пришлось включить обаяние и метод внушения. Мне вручили грамоту за отличную учебу (а я учился действительно старательно) и активную общественную работу. Мог закончить школу с красным дипломом, но в 86-м умер отец, и один предмет я не дотянул. Тем не менее дипломную работу написал лучше всех на курсе. Председатель дипломной комиссии Герман Семенович Зонин отметил ее особенно.

О разочарованиях и находках

— Нас с Геной Стариковичем после ВШТ направили в витебский “Витязь”. Начали шурудить — энтузиазма хоть отбавляй! Нашли место для клубной базы, договорились, что будем строить на следующий год. Но когда закончился сезон, меня вызвал первый секретарь горкома партии Григорьев и сказал: “Футбол Витебску не нужен. Нам надо мясо и молоко”. Все ясно. Написал заявление и уехал. Когда власть не помогает футболу, нет смысла работать.
Приехал в Марьину Горку. Команда на базе совхоза-техникума. По моей инициативе построили раздевалку, оборудовали стадион. Провели встречи со сборными ветеранов минского “Динамо”, Советского Союза. Приезжали польские команды. Когда стали первыми в профсоюзном чемпионате БССР, проиграли всего один матч. Кстати, из нашей команды в минское “Динамо” был приглашен Олег Чернявский.
Позже судьба вновь вернула меня в Мозырь. Иван Данилович Замулко, мэр города, сказал: “Вы здесь играли, вас хорошо характеризуют. Прошу — сделайте нам добротную команду”. Как я мог не уважить? “Полесье” играло тогда на стадионе “Спартак”, зрителей собиралось много. Но болельщикам, кому за 50, под гору тяжело было подниматься. А я присмотрел место и подумал, что там можно было бы сделать хороший стадион. Показал мэру, ему идея понравилась. И начали строить “Юность”. А поле было 120 на 80 метров, тогда еще не было жестких критериев. Кто к нам ни приезжает, всех укатываем — 5:0, 6:0. Помню, привез Олег Волох бобруйский “Шинник”, а там Трухан, Хлебосолов. Юра схватился за голову: как можно играть на такой огромной поляне? Проработал там два с половиной года, и у меня увеличилась щитовидка. Врачи порекомендовали перебраться в другое место. Но в Мозырь я еще вернулся — поработал в МПКЦ с Владо Петровичем. Было много всего: классная команда, золотые медали, выступление в еврокубках. По сравнению с теперешним положением “Славии” в чемпионате мы были на седьмом небе.

О гордости нации

— Я горжусь, что получил премию “Гордость нации” за работу со сборной слабовидящих. Однако чувствую несоответствие ее звонкого названия и условий, в которых приходится работать. Есть восточная поговорка: убегающий дорогу не выбирает. Вот я все время убегающий. Попросили потренировать команду — готов. Никогда не ставил вопрос о деньгах. Когда у вас что-то болит, вы идете к врачу. Если меня просят помочь, я не имею права сказать: “Дай мне денег”. Мой внутренний мир этому противится. Знаю одно: меня учили, значит, должен помочь. Я ранимый человек. Иногда задумываюсь: а может, перейти в общество пофигистов? Утром деньги — вечером работа. Отказываться от нее, если не принесет дохода, мол, это не мое. Плохо проводить тренировки. Нет, не смогу.
В 2012 году команда инвалидов стала чемпионом Европы — нам никто не сказал “спасибо”, даже десяти рублей не дали. Говорил руководителям: “Придите, объясните ребятам, они поймут”. Не приходят. Вероятно, не знают, чем оправдать свое безразличие. Знаешь, что я считаю своим самым большим достижением? Не то, что выиграли пять чемпионатов мира и четыре чемпионата Европы — хотя пусть меня в этом кто-то превзойдет. Самое главное, что все парни закончили институты. Сумел убедить их, что надо учиться.

О развале мечты

— Чиновники лишили нас премиальных, поездки на мировое первенство в ранге чемпиона, званий заслуженных мастеров спорта. То, чего ребята добились своим трудом, потом и кровью. Для мальчишек это вершина, они к этому шли много лет. Почему люди такие черствые? Мы потеряли великолепную команду. Все, ее больше нет.
Меня не раз приглашали в сборную Испании. Но как я мог оставить ребят, которым отдал душу и сердце? Предать их? Даже если бы заплатили миллион долларов, не бросил бы их. А теперь команду уничтожили, я свободный человек. И если снова позовут, обязательно поеду. Даже бесплатно готов там работать.

О сборной глухих

— Сейчас ко мне приходят заниматься глухие. Сорок человек. За свои деньги решили участвовать в первенстве города. Пять месяцев водил их за руки на тренировках, показывал, как действовать в атаке, в обороне. Ведь подсказок не слышат. После занятий майка мокрая. А нынче любо-дорого смотреть, как играют, душа радуется. А помощи как не было, так и нет. Хоть бы один нашелся человек, который сказал: “Усенко — ты тренер на букву “М” — или мудак, или мудрец. Давай я тебе помогу”. Я бы очень многое мог еще сделать...